Интересное интервью группы "Война" - самый необычных акционистов- последнего времени, сумевших занять в эмиграции сторону России.
https://www.kommersant.ru/doc/...
Некоторые интересные фрагменты:
— А что это была за история, когда вы впервые заявили о вашей новой позиции, и как это попало в медиа?
— Это был 2014 год. Мы как раз радовались Крыму, а тут вдруг пришло письмо такое незатейливое из Амстердама. Дескать, чуваки, вот мы тут вашу работу взяли на выставку, значит, выставка будет в церкви, и мы собираемся об***ать Россию в связи с Крымом и требовать «Список Магнитского», и все такое, и еще об***ать наезды на телеканал «Дождь». Мы отвечаем: «Ни в коем случае! Вы ошиблись, мы дико счастливы, что Крым русский». Мы это публикуем, и происходит там заклин.
— Многие считают это все очередным эпатажем, то, что вы сейчас делаете, притворством — от отчаяния, от скуки, что вы просто захотели всех потроллить. Это напоминает ситуацию с Лимоновым, который тоже вдруг переменился и стал прогосударственным.
— Нет, совсем нет, по-моему, он как раз один из немногих, кто не переменил свои взгляды. Есть люди, которые проходят довольно значительную эволюцию в своих взглядах, занимающую годы или даже десятилетия, а есть люди, которые говорят одно и то же до конца. Лимонов как раз этот случай. Мне эти вопросы задавали еще ребята из «России-24». Они спрашивали: «Зачем вы вот это все говорите?! Зачем не только выражаете столь яркую патриотическую позицию, зачем вы хвалите Путина?! Вы же пример самых оторванных от системы, радикальных…» — ну и так далее, и тоже показывали на Лимонова. Я хочу сказать, что мне эта ситуация предельно ясна. Думаю, она ясна и Лимонову. Я не думаю, что он вообще изменился, он всегда такой и был. Он в Париже сидел за письменным столом: «Люблю шинель красноармейской складки»,— и у него висел портрет Дзержинского над столом, а не Хемингуэя или еще кого-нибудь. Он всегда был таким большевиком, лево-правым уродом. В Париже входил в круг журнала L’Idiot International, там собирались правые радикалы. Он тогда еще увидел Ле Пена как фигуру, отца, и даже Жириновского привозил на дачу к Ле Пену.
— И все-таки он вел оппозиционную деятельность, и вдруг что-то изменилось…
— Ну, например, мы это видим во внешней политике. Они вдруг сбросили с себя вот эту робу бессилия и начали демонстрировать себя в полный рост, а на внешней большой арене все происходит наиболее убедительно. И на внутренней арене они сделали то же самое. И вот те смыслы, которые мы закладывали в свои акции, они стали воплощаться.
— Можешь пояснить, что это были за смыслы?
— Я знаю, что на нас было огромное количество намазано лака либерального, я знаю, что в какой-то момент мы стали заложниками вот этого дискурса, игр. Мне можно верить, можно не верить, однако мы не изменили свою точку зрения — мы именно и были очень патриотически настроенными людьми. Мы совершенно не принимали никаких даже разговоров о возможности раскола России или возможности потери Россией суверенитета, мы всегда были врагами тех, кто, если утрировать, говорил: «Пусть НАТО придет и порядок наведет». Ну вот у меня кличка Вор, по-английски звучит как war — война, потом из этого Коза придумала название группы. Если говорить о смыслах, то, по сути, мы выступали за демонстрацию силы — в искусстве, в политике, везде. Дело в том, что в современном обществе, в западном особенно, есть очень-очень жесткое распределение ролей, и художникам там отведено жалкое положение — они просто клоуны, а в лучшем случае им позволяют быть такими комментаторами на полях. Это было, кстати, темой Первой Московской биеннале современного искусства, она так и звучала: «Что-то там такое и комментарии на полях…» Никто не приглашал тебя ни к какому диалогу. Тебе предлагалось взять салатовый маркер и что-то там подчеркнуть, а потом где-то там в сторонке что-то сформулировать в трубочку. Нам это сразу жутко не понравилось, и мы принципиально заявили, что не сотрудничаем ни с какими институциями — ни с западными, ни с отечественными. Надо всеми силами было оставаться независимыми, а значит, просто быть сильными. И тут родилась эта идеология, она, в частности, выражалась в такой спорной вещи для многих, когда мы не пользовались деньгами, по сути, демонстрируя этим, что нас никак не получится купить. Так мы и шли. Мы показали, насколько важно сохранение суверенитета на таком микроуровне, уровне ячейки, и насколько это принципиальная задача. Мы хотели показать, что опора лишь на свои возможности, щепетильное отношение к суверенитету, к неприкосновенности и, в общем-то, такая бравада, демонстрация собственной силы, она необходима не только нам, но и на уровне всего государства. В итоге, когда Россия начала вести себя достойно, это было как бальзам на душу.
— Ты говоришь о новом политическом строе?
— Не знаю, как ты, Игорь, ты молодой, а мы не рассчитывали на такие исторические времена. И мне кажется, что дальше будет все еще драматичней. В общем, такой светлой нитью пройдет народный социализм в этом ковре будущего мирового политического расклада. Потому что он все еще осуществим. Вот смотри, живет Латинская Америка, и все это довольно-таки интересно. Свою версию предложил Китай, совершенно другую, но зато Китай живет и развивается. Нельзя сказать, что за этими странами нет будущего, и нельзя сказать, что они отступились, нет. Они просто как-то по-своему развивают эту идеологию социалистическую. Да, они бедны, но и мы бедны. Но это все равно светлая полоса этого ковра.
— «Загнивающий Запад»?
— Загнивающий, да! Это правда так! И помочь им, к сожалению, нельзя, и, может, это даже к лучшему. Но дело в том, что вот все, блин, я просто здесь трачу время! В России я жил 30 лет и 3 года, и для меня эта страна осталась все равно загадкой, полная тайн — в лесу, в городе, в деревне. А здесь уже через полгода я тебе мог все про каждого сказать, кто что думает, как он это будет скрывать или показывать, как будет действовать. Нам это особенно понятно, поскольку мы люди без постоянного места жительства. Ну мы типа всегда в гостях, и у вселения всегда есть обратная сторона — выселение. Люди, может, и хотят вселить, но, конечно, не навсегда. И они там всегда используют три-четыре приема, как выселить. Ну как именно начинать разговор, на что ссылаться и так далее. Если чувак как-то так себя повел, я сразу говорю Козе: «Коза, это вот поэтому и поэтому, сейчас увидишь». (Смеется.) Блин, я сочувствую этим людям, сочувствую, потому что быть настолько!.. Я не знаю, они, наверное, считают, что это круто — такая их предсказуемость. Но дело не в предсказуемости, а в конечной вариативности или даже нет, это даже нельзя назвать вариативностью — это три-четыре варианта. А мы в России привыкли ну хотя бы к сотне вариантов!
Мы абсолютно другие. Я вообще не понимаю наивности людей, которые считают, что мы европейцы. Мы — другие, гораздо интереснее.
Свежие комментарии