Владимир Путин 13 июня встретился с шестнадцатью военкорами, которые работают в зоне специальной военной операции - это военные корреспонденты ВГТРК Евгений Поддубный, Александр Сладков, Андрей Руденко и Сергей Зенин, военные корреспонденты Первого канала Ирина Куксенкова и Дмитрий Кулько, военные корреспонденты "КП" Дмитрий Стешин и Александр Коц, военный корреспондент проекта WarGonzo Семён Пегов, военный корреспондент телеканала "Звезда" Анатолий Бородкин, военные корреспонденты RT Андрей Филатов и Мурад Газдиев, военные корреспонденты НТВ Илья Ушенин и Илья Лядвин, военный корреспондент "Известий" Дмитрий Зименкин, военный корреспондент издания Readovka Максим Долгов.
Среди участников встречи были также автор Telegram-канала "Мир сегодня с «Юрий Подоляка»" и автор Telegram-канала "КАТРУСЯ" Екатерина Агранович.
Главное событие минувшего дня, разумеется. Недаром встреча Путина с военкорами транслировалась в прямом эфире.
Подняты наиболее чувствительные вопросы, имеющие отношение к спецоперации. Поддубный в беседе с Газетой.Ru: "Президент в очередной раз показал, что полностью владеет обстановкой, ситуацией. Нам удалось озвучить, пожалуй, все вопросы, которые волнуют жителей нашей страны: и военнослужащих, и гражданских. Разговор был предельно откровенный и содержательный. Я считаю, что встреча была крайне полезной". Коц: "Сегодня в эфире был раскрыт секрет, что это не первая встреча Президента с военкорами. Но этот состав всё-таки можно назвать расширенным - предыдущие три встречи были не такие многочисленные. И тогда был исключительно закрытый формат, а сейчас мы даже не знали, что это всё транслировалось в прямом эфире. <...> Что касается формата общения, то с одной стороны такая встреча с Президентом - это обмен мнениями. С другой - сверка часов. На одной из прошлых встреч он сказал нам, журналистам, что вы – мой передовой разведотряд. То есть мы доносим до него информацию, а он сопоставляет это с тем, что он получает из других источников. Ему это важно. Это не значит, что он все наши слова слепо принимает на веру - это не того уровня государственный деятель. Тем не менее, мы говорим о тех болевых точках, которые наблюдаем своими глазами, о которых говорят люди. Поэтому это не просто интервью или прямая линия – это всё-таки и сверка часов, и возможность что-то оперативно донести". Филатов: "Докладывать Верховному Главнокомандующему то, о чём он в курсе - это больше адреналина, чем работать под артой противника, или бегать под пулемётом ваххабни. Буря эмоций. Папочку передал. Там много. Свою задачу выполнил. Содержимое папки для того кого надо содержимое папки".
Ниже - некоторые выдержки из развёрнутых ответов главы государства.
--------------------
"[Цели и задачи СВО] меняются в соответствии с текущей ситуацией, но в целом, конечно, ничего мы менять не будем, и они для нас носят фундаментальный характер. <...> В конце концов, нас, конечно, вынудили встать на защиту этих людей, просто вынудили. Девять лет! И мы пытались искренне договориться о том, было трудно, договориться о том, чтобы как-то «склеить» юго-восток Украины со всей страной, но мы искренне стремились к этому. Теперь мы знаем, что наши так называемые партнёры нас просто надули, как в народе говорят: кинули просто. И не собирались ничего выполнять, оказывается, и всё дошло до сегодняшней ситуации. Да ещё и таких ублюдков, как Бандера, подняли на пьедестал. Не хотят они коммунизма – Бог с ним, а кто хочет-то сегодня. Сбрасывают основателя Украины – Ленина – с пьедесталов. Ладно, это их дело. Но на это место Бандеру ставят – он же фашист. Я вообще удивляюсь, как человек, у которого в жилах течет еврейская кровь, который возглавляет государство Украины, как он может поддерживать неонацистов. Я просто не понимаю этого. Когда они уничтожали просто, понимаете, уничтожали гражданское еврейское население, этого человека возвели в рамках национального героя и иже с ним подобных и теперь с этими плакатами разгуливают. Так что то, что там происходит, конечно, нас в историческом плане никогда не устроит. Когда шёл переговорный процесс, в том числе в Стамбуле, мы постоянно ставили этот вопрос. А нам задавали встречный: «А у нас нет ничего неонацистского, чего вы от нас хотите?» Ну хотя бы, чтобы в законе ввели соответствующие ограничения. В целом, кстати говоря, об этом тоже договорились в ходе того раунда переговоров – до того, как наши войска отошли от Киева, потому что после этого они выбросили все наши договорённости. Демилитаризация. Мы постепенно, методично этим занимаемся. На чём воюет ВСУ? Что они, Leopard производят, что ли, или Bradley, или даже не поступившие им пока на вооружение F-16? Ни шиша они не производят. ОПК скоро вообще перестанет существовать украинский. Чего они производят? Боеприпасы им привозят, технику привозят, орудия привозят – всё привозят. Так долго не проживёшь, не протянешь. Так что вопрос, связанный с демилитаризацией, он, конечно, стоит очень в практическом плане. И защита людей, которые на Донбассе. Да, к сожалению, пока и обстрелы есть, и всё. Но в целом методично будем к этому идти, работать над этим, решать. И я уверен, мы решим этот вопрос. Так что, по большому счёту, никаких принципиальных изменений с точки зрения тех целей, которые мы перед собой ставили в начале операции, сегодня не произошло. Изменений нет".
"Это контрнаступление масштабное, с использованием, как я говорил совсем недавно публично, подготовленных для этих целей резервов. Оно идёт с 4 числа, началось 4-го. Продолжается до сих пор и прямо сейчас. <...> Что можно сказать? Ни на одном из участков противник успеха не имел. У них большие потери. Для нас, конечно, слава Богу. Я сейчас не буду называть потери по личному составу – пускай Минобороны это сделает, посчитает, но там и структура потерь для них неблагоприятная. Что я имею в виду? Из всех потерь, – а они приближаются к оценке, которую можно назвать катастрофической по личному составу, – у них структура этих потерь для них неблагоприятная. Потому что потери, как мы с вами знаем сегодня, могут быть санитарными, а могут быть безвозвратными. И обычно, сейчас боюсь ошибиться, но где-то безвозвратных потерь процентов 25, максимум 30. У них почти 50 на 50. Это первое. И второе. Если брать безвозвратные потери, – понятно, что обороняющаяся сторона меньше несёт потерь, – но всё-таки это соотношение один к десяти, что называется, в нашу пользу: у нас в десять раз меньше, чем потерь у вооружённых сил Украины. Что касается бронетехники, там еще более серьёзно. Они за это время потеряли свыше 160 танков и свыше 360 бронемашин разного типа. Это только то, что мы видим. Есть ещё потери, которых мы не видим, которые наносятся высокоточным оружием большой дальности по скоплениям личного состава и техники, так что на самом деле этих потерь больше со стороны Украины. По моим подсчётам, это примерно 25, а может быть, 30 процентов от объёма той техники, которая была поставлена из-за рубежа. Мне кажется, что, если они объективно посчитают, они с этим согласятся. Но, насколько я видел из открытых западных источников, примерно так они, мне кажется, и говорят. Так что наступление идет, и результаты на сегодняшний день такие, о которых я сейчас сказал. Но наши потери, – по остальным показателям, по личному составу пускай Минобороны говорит, – я сказал: танков у них свыше 160 [потеряно], у нас – 54, часть из них подлежит восстановлению и ремонту".
"Что касается приграничных территорий, то проблема есть, связана она, – и я думаю, что вам тоже это понятно, – в основном с желанием отвлечь наши силы и средства на эту сторону, отвести часть подразделений с тех направлений, которые считаются наиболее важными и критическими с точки зрения возможного наступления вооружённых сил Украины. Нам нет необходимости это делать, но, конечно, мы должны обезопасить наших граждан. Здесь о чём можно говорить? Конечно, нужно укреплять границу и наверняка, если кто-то из вас там работает, видите, что этот процесс идёт, идёт достаточно быстро, и эта задача тоже будет решена – укрепление границ. Но возможность обстреливать нашу территорию с территории Украины, конечно, остаётся. И здесь несколько способов решения. Во-первых, повышение эффективности и контрбатарейной борьбы, но это не значит, что прилётов так называемых не будет на нашу территорию. А если это будет продолжаться, тогда мы должны будем, видимо, рассмотреть вопрос, – я говорю это очень аккуратно, – чтобы создать на территории Украины какую-то санитарную зону на таком удалении, с которого невозможно было бы доставать нашу территорию".
"Мы должны бороться, мы боремся, делаем это, и некоторые результаты этой работы становятся достоянием гласности, и общественность с ней знакома: задержание агентов, сотрудников спецслужб сопредельного государства. Работа идёт. Но хочу вот что отметить. Мы – в отличие от сегодняшних властей Украины – не можем действовать террористическими методами: у нас всё-таки государство, страна, а там – режим. Они действуют, на самом деле, как режим, основанный на терроре: у них введён очень жёсткий контрразведывательный режим, военное положение. Не думаю, что нам нужно сейчас это делать. Нам нужно просто улучшать и расширять работу правоохранительных и специальных служб. И в целом мне представляется, что стоящие в этом плане задачи тоже решаемы. Те трагедии, о которых вы сказали, вы же сами анализируете всё это, видите, что происходило. Кто-то что-то принёс, машину не посмотрели, досмотра нет никакого. Даша погибла, абсолютно светлый человек – трагедия огромная. Она что, боевик, что ли, с оружием в руках воевала? Она просто интеллектуал, высказывала свою точку зрения, позицию. Но, к сожалению, никто не думал об обеспечении безопасности – просто же подложили взрывное устройство под днище, и всё. Но, кстати, это подтверждает лишний раз террористический характер сегодняшнего режима в Киеве. Нужно думать над этим. В отношении тех людей, которые могут быть целями этих террористов, конечно, и правоохранительные органы, и сами люди должны думать и обеспечивать безопасность. Но в целом по стране вводить какой-то особый режим, военное положение нет смысла никакого, необходимости такой нет сегодня".
"Теперь срочники. Как и говорилось раньше, их в зону проведения специальной военной операции, а она проходит по Новороссии и Донбассу, как мы говорили, что мы туда не планируем их направлять, так и сейчас обстоят дела. Хотя, конечно, сегодня уже эти территории – это территория Российской Федерации, но, тем не менее, специальная военная операция там продолжается, да и необходимости, как мне докладывает Министерство обороны, направлять их в эту зону нет. Но в Белгородской области, Курской, на тех территориях, где Вооружённые Силы традиционно стоят, обеспечивают безопасность, конечно, они там присутствуют, и в случае угрозы они должны выполнять свой священный долг перед Родиной и защищать Отечество. Надо сказать, что я разговаривал с командиром батальона, который воевал на белгородском направлении. Я его спрашиваю: как у вас, сколько у вас мобилизованных, а сколько призывников? Он говорит: все призывники, у меня нет мобилизованных вообще. Командир батальона. Я говорю: и как себя ребята вели? [Ответ:] блестяще – никто не дрогнул, вообще никто не дрогнул".
"Теперь по поводу, нужна ли мобилизация дополнительная. Я особенно за этим не слежу, но некоторые наши общественные деятели говорят о том, что нужно срочно набрать, ещё миллион набрать или даже два миллиона. Это зависит от того, чего мы хотим. <...> Мы начиная с января этого года, а фактически начали работу по заключению контрактов с контрактниками, сейчас, на данный момент времени, набрали свыше 150 тысяч, а вместе с добровольцами – 156 тысяч человек. А у нас мобилизация была 300, как мы помним. А сейчас добровольно, по своей воле люди приходят. Фактически работа началась с февраля – 156 тысяч человек, и работа-то продолжается: за прошедшую неделю подписали контракты 9,5 тысячи – за неделю. В этих условиях Министерство обороны докладывает, что никакой необходимости в мобилизации, конечно, нет на сегодняшний день. Но то, что происходит, даже для меня неожиданно: всё-таки 156 тысяч человек добровольно. Знаете, у нас как говорят, русский мужик медленно запрягает, зато быстро едет. Люди добровольно встают на защиту Отечества".
"По поводу вооружения, развития ОПК. Вы знаете, у нас не было бы никаких возможностей, если бы мы лет восемь назад, может быть, вы вспомните, когда это было, не объявили и не начали выполнять программу модернизации ОПК. Помните, да, здесь все присутствующие, многие наверняка обратили внимание. Это было, наверное, лет восемь назад, может быть, даже чуть побольше: мы начали программу модернизации оборонно-промышленного комплекса. Выделили на тот период времени очень большие средства и постепенно начали переоборудовать наши предприятия, строить новые, ставить новое современное оборудование и так далее. Поэтому задел был сделан очень солидный. Конечно, в ходе специальной военной операции стало понятно, что многих вещей не хватает. Это высокоточные боеприпасы, средства связи. Да, и летательные аппараты, эти беспилотники и так далее. Они у нас есть – нам, к сожалению, их не хватает количественно. И до сих пор, когда я разговариваю с ребятами, которые прямо на линии фронта находятся, им ZALA нужны, им нужны средства контрбатарейной борьбы – и побольше, и поменьше размером, поэффективнее. Хотя эти наши здоровые – достаточно эффективные, но их мало и с ними сложнее работать. Сейчас я говорил о том, что там, где пытается украинская армия атаковать, уже несколько танков уничтожено, по-моему, в том числе и беспилотниками-камикадзе уничтожено. Их эффективно очень используют, наверное, гораздо эффективнее, чем те средства, которые есть у противника, но их не хватает. И «Орланов» не хватает, и качество этих «Орланов» нужно повышать, хотя они свою задачу выполняют. То есть есть много того, чего нужно. Средства противотанковой борьбы современные нужны, да и танки нужны современные. Т-90 «Прорыв» – лучший танк в мире – 100 процентов. Вот сейчас можно сказать, что Т-90 «Прорыв» – лучший танк в мире: он как только на позицию выходит, всё – там никому нечего делать. Дальше, точнее и защищённость выше. <...> Я сказал о заделах, а теперь, что происходит сейчас. У нас по основным видам вооружений производство за год увеличено в 2,7 раза. А по наиболее востребованным направлениям – в десять раз. В десять раз! Некоторые предприятия промышленности работают в две смены, а многие – в три, практически и днём, и ночью, и работают очень качественно. <...> Если бы не было специальной военной операции, мы бы никогда, наверное, не поняли, как нужно донастроить нашу оборонную промышленность для того, чтобы армия наша была самая лучшая в мире. Но мы это сделаем".
"Что касается кадров – это очень важный вопрос. До проведения СВО, конечно, как в любой государственной структуре, «паркетных» людей [было] очень много. <...> Началась специальная военная операция и очень быстро начали понимать, что «паркетные» генералы, – а таких в любой армии мира в условиях мирного времени более чем достаточно, везде, – они, мягко говоря, не эффективны. И наоборот, – начали появляться люди, которые вроде бы сидели в тени – их не видно было, не слышно, а оказалось, что они очень эффективные и очень нужные. К огромному сожалению, такие люди первыми уходят из жизни, потому что они себя не жалеют, – вот беда в чём. <...> Таких людей надо искать – искать и тащить наверх, направлять их на учёбу, повышать в звании, в должности, доверять им больше. <...> Бюрократия там (в Минобороны РФ - Прим.) такая, как в любом министерстве, многослойная, и нужно выработать, безусловно, механизм вот этого лифта – поиска и лифта, который поднимал бы таких людей на нужный армии и стране уровень. Я тоже сам подумаю над этим и вам предлагаю: ничего здесь такого нет – это не какие-то специальные вещи, связанные с военной наукой, это чисто административные решения. Если здесь идеи какие-то будут – излагайте, не стесняйтесь, ладно? Это очень правильно".
"А само проведение специальной военной операции – это разве не ответ на преодоление этих «линий»? Это первое, это самое главное. Мы много раз говорили: «Не надо этого делать, не надо. Давайте будем делать так – мы готовы к переговорам». В конечном итоге они нас подвигли к тому, чтобы войну, которую они начали в 2014 году, мы попытались прекратить вооружённым способом. Они нам говорят: «Вот вы начали войну, вот Путин – агрессор». Нет: это они агрессоры, они начали эту войну, а мы пытаемся её прекратить, но вынуждены делать это с помощью Вооружённых Сил. Но разве это не ответ на преодоление каких-то «красных линий»? Это первое. Второе. Не всё, может быть, проходит в средствах массовой информации, хотя стесняться здесь нечего. Тоже видно, когда удары по всей энергосистеме Украины. Это разве не ответ на преодоление «красных линий»? А фактическое уничтожение штаб-квартиры главного управления разведки вооружённых сил Украины под Киевом, это в Киеве практически, разве это не ответ? Ответ".
"На что хотел бы обратить внимание. Смотрите, у нас в целом рецидив, – если не брать специальную военную операцию, ничего, – просто рецидив среди людей, которые отбыли срок наказания, вернулись в нормальную жизнь в некоторых случаях доходит до 40 процентов. А из участников СВО – есть рецидивы из освободившихся – 0,4 процента. <...> Я повторяю: рецидив в десять раз ниже, чем рецидив в целом по этой тематике. Это неизбежно, но негативные последствия минимальны".
"Таких боевых припасов у нас много, с обеднённым ураном. И, если они будут применять, мы тоже оставляем за собой право применять такие же боеприпасы. Они у нас есть в наличии – мы их не применяем просто. <...> Но если потребуется, мы в состоянии это сделать – я так скажу, мы в состоянии это сделать".
"Мы сейчас думаем на тему того, чтобы нам выйти из этой так называемой зерновой сделки. Тем более что эти коридоры, по которым идут корабли, они постоянно используются противником для запуска беспилотников, морских беспилотников. <...> Так вот, что касается зерновой сделки, то мы думаем о том, чтобы прекратить там наше участие".
Вопрос Мурада Газдиева: "Наши бойцы очень часто даже на передовой умудряются читать новости, и они, мягко сказать, негодуют, когда видят очередной скандал о том, как госслужащий или преподаватель в университете склоняет практически открыто молодёжь к проукраинской позиции. То есть все эти люди по большому счёту не боятся, штрафы их не пугают. Ясно, вы это уже довели, что мы не будем действовать, как украинский режим: мешок на голову и человек исчезает навсегда. Но с учётом того, что мы не такие, как они, мы воюем против этого, не предательство ли это наших ценностей, то, что мы оставляем вот так ситуацию на самотёк?" Ответ Владимира Путина: "Если мы оставляем на самотёк, то это на грани предательства. Это первое. Второе. Здесь Семён [Пегов] говорил по поводу того, что нужно двигать ребят, особенно тех, которые себя хорошо зарекомендовали в ходе боевых действий, их нужно двигать по иерархической лестнице наверх в рамках Вооружённых Сил. Но не только: их можно двигать и в правоохранительные органы, специальные службы. Надо искать таких людей – с их сознанием и с их пониманием справедливости – и им поручать расследования в отношении тех негодяев, о которых вы сказали".
Свежие комментарии